Жизнь одного химика. Том 1 - Страница 35

Я считаю, что Д. К. был одним из величайших металлургических изследователей и горжусь, что я был не только его учеником, но и хорошим знакомым в продолжении длинного ряда лет. Мы были знакомы домами, виделись почти каждую неделю, и во время моих бесед с ним я многому научился и оценил его ум, талант и любовь к науке. Я вспоминаю, что еще будучи слушателем Академии, — после того, как я начал изучать проблему структуры стали, — я часто посещал Д. К. на дому, и он показывал мне различные шлифы железа и стали под микроскопом, делая при этом очень ценные замечания и наблюдения. Помню, какой восторг я испытывал, когда он мне показал прозрачные кристаллы гексагональной формы, которые он считал алмазами. Все говорило в пользу этого предположения, — в особенности после опытов Муассана, который получил мелкие кристаллики алмаза из стали, при отливке ее под давлением. В последствии ни предположение Д. К., ни заключения Муассана не подтвердились; по всем вероятиям кристаллы Чернова представляли из себя карборунд. Несмотря на то, что записки лекций проф. Чернова по сталелитейному и чугуннолитейному делу были уже изданы, я самым подробным образом записывал все его лекции и некоторые из этих записей сохранились у меня до сих пор.

В своем отечестве редко признают пророка. Судьба открытий проф. Чернова — лишнее подтверждение правильности этой старой истины. Я сам убедился, что некоторые профессора металлургии в своих руководствах не посвящали специальной главы вопросам термической обработки стали по данным Д. К., — хотя работы последнего были опубликованы задолго до появления этих курсов. Неудивительно, что у нас о Чернове долго совсем мало знали. Помню, в 1895 году мне пришлось ехать на Урал для ознакомления с металлургической промышленностью. На пароходе на р. Каме я столкнулся с группой студентов-горняков, которые ехали на практические работы. Я поинтересовался узнать, какие сведения они имеют относительно сталелитейного дела, и был очень изумлен, узнав, что они даже не слышали имени нашего знаменитого металлурга и, конечно, не имели никакого представления об его теории. Они очень благодарили меня за те сведения, которые я им сообщил, как необходимейшие для понимания процесса изготовления стальных изделий, от которых требуется особая прочность. А ведь это были студенты последнего курса Горного Института, для которых знание теории Д. К. представляло существеннейшее значение.

За то заграницей работы Чернова были превосходно известны. Очень интересный эпизод случился с одной русской фирмой, которая собиралась изготовлять бронебойные снаряды больших калибров для морского ведомства. Она пожелала приобрести секреты изготовления таких снарядов у мировой немецкой фирмы Крупп. Последняя за известное вознаграждение согласилась дать им технический совет. Какого же было их удивление, когда им была прочтена лекция, касающаяся термической обработки стали, и были даны указания, всецело базирующиеся на данных Д. К.! В заключение им был дан совет ознакомиться подробно с лекциями Чернова, читанными им в Артиллерийской Академии.

Другим интересным для меня предметом был курс взрывчатых веществ. Он разделялся на две части: теоретическую и описательную. Чтение этого курса было поручено молодому преподавателю Академии кап. Семену Васильевичу Панпушко. В старшем классе Академии он заведывал количественным анализом и по своему химическому развитию и по своим способностям стоял несравненно выше Г. А. Забудского. Его специальностью были взрывчатые вещества. Во время своей заграничной командировки он посетил много французских, английских и немецких заводов, изготовляющих пироксилин, нитроглицерин и пр., — собранный им богатый материал был напечатан в виде особой книги. Кроме преподавания в Академии, Панпушко был привлечен к работе в Артиллерийском Комитете при Главном Артиллерийском Управлении и ему было поручено заняться снаряжением снарядов сильно взрывчатыми веществами. Мне очень часто приходилось разговаривать с Панпушко, который охотно пускался со мною в беседу на различные химические темы. Он был очень приятным собеседником; в его речах не было никакой хитрости; он не стеснялся говорить, иногда довольно резко, правду в глаза, — и видно было, что он не боялся никакого начальства, так как сознавал приносимую им пользу на благо нашей артиллерии. Его главная работа сосредоточилась на изучении бризантного действия пикриновой кислоты (тринитрофенола).

М. Бертело, знаменитый химик и специалист по теории взрывчатых веществ, после сделанных опытов по взрыву пикриновой кислоты пришел к заключению, что она не есть взрывчатое вещество, так как не может быть взорвана при помощи двух-граммового капсюля гремучей ртути. Но французский же инженер Тюрпен доказал, что пикриновая кислота — сильно взрывчатое вещество, — только взрывать ее надо не прямо гремучей ртутью, а при помощи особых детонаторов, т. е. тоже сильно взрывчатых веществ, которые при взрыве дают достаточно сильную взрывную волну. Это открытие Тюрпена имело громадное значение. Многие нитросоединения, на которые прежде не обращали внимания, теперь могли быть употребляемы, как взрывчатые вещества. В начале для взрыва пикриновой кислоты употребляли детонатор в виде шашки сухого пироксилина, который взрывался от капсюля гремучей ртути. Панпущко на Артиллерийском Полигоне в особой мастерской впервые стал заливать гранаты пикриновой кислотой, применяя пироксилиновый детонатор. Работа с сухим пироксилином очень опасна, и в скором времени он был заменен прессованной порошкообразной пикриновой кислотой; приготовление подобного детонатора не представляло никаких опасностей, и он не давал преждевременных взрывов в канале орудий, что иногда случалось при употреблении сухого пироксилина. В Морском Ведомстве детонатор-сухой пироксилин употреблялся для взрыва влажного пироксилина (содержащего 2224% влажности), которым наполняли особые цинковые футляры, вкладываемые в морские снаряды больших калибров,