Жизнь одного химика. Том 1 - Страница 36

С. В. Панпушко также работал с пироксилиновыми снарядами. Он с энтузиазмом отдавался этому делу и, не боясь опасности, сам с солдатами заливал в снаряды расплавленную пикриновую кислоту (меленит). Когда мы бывали на практических занятиях на Полигоне (Охта), то видели С. В. за работой, в кожанном переднике, с окрашенными в желтый цвет руками, всегда веселого и рассказывающего нам смешные истории. За свою ответственную и опасную работу он получал от Артиллерийского Управления грошовое вознаграждение (400 рублей в год) и раз’ездные деньги за каждое посещение Полигона (2 руб. 50 коп.). Конечно, в то время еще недостаточно знали свойства пикриновой кислоты и не отдавали отчета, насколько должна быть осторожна работа с подобными взрывчатым веществом. Но Панпушко, будучи от природы храбрым человеком, даже по тому времени слишком бравировал и часто не принимал необходимых предосторожностей. Мне представляется, что это происходило от того, что С. В. не получил основательных навыков в изготовлении взрывчатых веществ. Как то в разговоре с ним я сказал ему:

«Семен Васильевич, Вы очень способный человек, и если Вы будете продолжать так усердно работать на пользу нашей артиллерии, то достигнете высокого положения и уважения и благодарное отечество воздвигнет Вам памятник; но, простите меня великодушно, Вы никогда не будете ученым химиком, потому что после окончания Академии Вы не прошли настоящей химической школы и не восприяли тех научных методов, без усвоения которых нельзя сделаться ученым».

Симпатичный С. В. выслушал меня, молодого птенца, посмеялся моей наивности и смелой моей откровенности и прибавил, что он увлечен практикой, как инженер, и не собирается быть кабинетным ученым.

Не долго нам пришлось слушать интересные лекции Панпушко: в конце ноября 1891 года в мастерской, где он работал над снаряжением снарядов, произошел взрыв, который убил С. В. и трех или четырех солдат; из присутствовавших при работе уцелел только один солдат, и он сообщил, что взрыв произошел потому, что при завинчивании дна в снаряде, — после того, как он был залит пикриновой кислотой, — приходилось часто ударять по ключу, при помощи которого происходило завинчивание. Несколько раз такой недопустимый прием сходил с рук, но пришел случай, когда пыль пикриновой кислоты, попавшая в нарезку дна снаряда, взорвалась и детонировала всю массу меленита. Этот взрыв произвел потрясающее впечатление. Похороны погибших жертв были обставлены особой торжественностью и издержки были приняты на государственный счет. Д. И. Менделеев, лично знавший Панпушко, возложил на гроб венок и сказал при этом очень прочувственную речь. Его друзья и почитатели собрали деньги для постановки памятника на Полигоне, а в химической лаборатории Академии был повешен его большой портрет.

После смерти Панпушко, курс теории взрывчатых веществ был передан Г. А. Забудскому, который излагал свои лекции буквально слово в слово по запискам, составленным С. В. Панпушко, — но у него эти лекции выходили также безинтересными, как и все другие его лекции.

***

Несмотря на большую нагрузку по Академии, к концу 1891 года я успел закончить все анализы по исследованию кристаллов стали для Д. К. Чернова. Когда я ему сообщил полученные мною результаты, то он предложил мне написать статью с разбором теории Осмонда и Верта. Он заявил мне, что если написанное мною окажется подходящим для доклада в Императорском Техническом Обществе, то он предложит Председателю 1го Отдела, проф. Д. П. Коновалову поставить мой доклад на повестку дня. Я постарался немедленно выполнить эту работу и представить ее на рассмотрение Д. К. После некоторых замечаний и поправок, он попросил меня показать ее Д. П. Коновалову, проф. Петербургского университета, получившему кафедру неорганической химии после Д. И. Менделеева. Со страхом и трепетом я отправился знакомиться с этим выдающимся химиком и профессором. Д. П. Коновалов очень любезно принял меня в своей лаборатории, обещал просмотреть мою рукопись и дать ответ. Через короткое время я был им приглашен для выслушивания некоторых замечаний и поправок, и в результате он сообщил мне радостную весть, что доклад будет поставлен в феврале 1892 года (насколько помню, это было 13го февраля) на повестку заседания 1го Отдела Технического Общества. Это было мое первое публичное выступление по химии и, конечно, мне пришлось пережить не мало волнений. Я решил говорить, а не читать по рукописи, и это еще более усложняло мою задачу.

На заседание собралось значительно больше народа по сравнению с другими заседаниями, так как заглавие моего доклада: «Опыт химического исследования структуры стали» представляло интерес для большого числа лиц, как химиков, так и инженеров. На доклад пришли и мои преподаватели по химии в Училище и в Академии, ген. Котиков и кап. Забудский; на докладе присутствовал и мой брат Николай, который в то время был на младшем классе Николаевской Инженерной Академии и жил вместе со мной. Я довольно удачно и с увлечением сопоставил обе теории строения стали и подверг критике теорию Осмонда и Верта. В экспериментальной части я пытался подтвердить правильность моих разсуждений. Я говорил около часа и заслужил единодушное одобрение, может быть, больше за мою молодость и увлечение. В продолжительных прениях приняло участие значительное количество лиц, — только не мои преподаватели. Когда проф. Коновалов обратился к Г. А. Забудскому с вопросом, не хочет ли он что-либо сказать по поводу доклада, то Г. А. робко заявил, что он «много читал по этому вопросу», но никаких замечаний по существу не высказал. Что же касается ген. Котикова, то он не задал мне ни одного вопроса, но мой брат, сидевший вблизи от него, слышал, как он сказал вполголоса своему соседу какое то неодобрение по поводу доклада... В это время он был полупомешанным и через две недели он скончался от кровоизлияния в мозг.