Когда после защиты диссертации жена Сапожникова спросила А. Е. Фаворского, почему он молчал, то он ей ответил (я случайно слышал ответ, потому что стоял рядом): «Благодарите Бога, что молчал, а то стал бы сильно ругать». Как-то в разговоре со мной А. Е. Фаворский выразился о работах, представленных Сапожниковым, как о «литографированной науке», намекая, на то, что подобные статьи не стоит печатать в серьезных химических журналах.
Наш глубокоуважаемый доктор Гр. Мих. Николаев, присутствовавший на защите обоих наших диссертаций, передал мне вскоре после защиты свой разговор с ген. Гуком. «Не правда ли, — сказал Гук, — какие две прекрасные диссертации были представлены в конференцию для получения профессора ского звания?» «Карл Егорович, — ответил Николаев, — Вы должны были бы поглубже вникнуть в достоинство этих двух работ и тогда делать их оценку. Вы знаете, что я беспристрастный и независимый человек и прожил с Вами 40 лет, а потому не боюсь никому из Вас высказать свои убеждения. Я подробно вник в сущность обоих работ и могу так их оценить: Ипатьев в своей работе показал, что он художник, обладающий творчеством, — и он его показал в своем научном исследовании. Сапожников по сравнению с ним — маляр, могущий хорошо выполнить рутинную работу, но не обнаружил в своей работе никакого творчества. Вот моя характеристика обоих ученых на сегодняшний день».
Через несколько дней после защиты диссертации, я имел неприятную беседу с Сапожниковым и указал ему, что в научных делах нельзя приписывать себе того, что принадлежит другим. Он стал защищать себя, говоря, что эти мысли пришли к нему независимо, и что он читал работу Киснемского, имея в стороне мой критический разбор. На это я ему сказал, что этому можно было бы поверить, если бы за 23 месяца до писания своей статьи, он не получил бы моего отзыва. Раз он его получил, всякий скажет, что он обязан был упомянуть в своей статье мое имя, как первого критика работы Киснемского. Часть этого разговора происходила в присутствии Забудского, который хотя и был сердит на меня и более благоволил Сапожникову, однако, ничего не мог сказать в его защиту. В конце концов я предложил А. В., когда он будет печатать свою статью в «Артиллерийском Журнале», сделать ссылку на мой отзыв, иначе мне придется выступить с соответствующим заявлением. Он не мог отказать в этом справедливом требовании, и мое имя было вставлено в его статью. Но с тех пор наши отношения еще больше испортились; мы перестали бывать друг у друга, я стал очень осторожным в своих разговорах с ним, но наружно все осталось по прежнему: я помнил, что худой мир лучше доброй ссоры.
В связи с затронутым здесь вопросом о нитрации клетчатки я хочу отметить одно важное изобретение, которое было сделано в пороховом деле и значительно облегчило изготовление бездымного пороха. Для приготовления из пироксилина пороха, прежде всего надо было пироксилин, хорошо промытый, хорошо высушить до известной степени. Обыкновенно его подвергали сушке в особых небольших сушильнях при помощи нагретого воздуха, осторожно прогоняя его над рассыпанным пироксилином. Операция эта представляла большие опасности и нередко сопровождалась взрывами (главной причиной взрыва бывала пироксилиновая пыль, оседающая в разных местах сушильни, которая, электризуясь, могла загореться и вызвать взрыв*)). После сушки пироксилин обрабатывался растворителем смесью спирта и эфира для того, чтобы обратить его в пасту, из которой уже при помощи прессов выдавливали из соответствующих матриц тот или другой сорт пороха. Обер-фейерверкер Захаров (воспитанник Пиротехнической школы), химик с очень небольшим запасом химических знаний, сделал очень важное изобретение: вместо того, чтобы сушить пироксилин, он предложил обработать его крепким спиртом; спирт возьмет воду и вместо влажного пироксилина, содержащего до 20% воды, получится пироксилин, содержащий спирт; зная, сколько спирта удержит пироксилин для изготовления пороха, придется прибавить этиловый эфир и уменьшенное количество спирта, чтобы в результате образовался растворитель требуемого состава. На Охтенском пороховом заводе этот метод сушки пироксилина был испытан и тотчас же введен на всех наших пороховых заводах, а затем был установлен на заводах наших союзников. Захаров был произведен в чиновники, получил орден, может быть и денежную награду, но имя его как изобретателя вряд ли будет упоминаться в истории развития пороходелия. А сколько таких маленьких химиков способствовали развитию химической технологии?
Параллельно считаю необходимым упомянуть об утилизации растворителя (смеси эфира и спирта) при сушке пороховых лент, вышедших из прессов. Инженер полк. В. Н. Никольский, специалист по порохам, предложил идею улавливания растворителя и реализовал ее в виде спроектированного им аппарата. Об этом было сообщено французским инженерам; там это дело было усовершенствовано и получило широкое развитие, — в особенности во время войны в 1914 году. Англичане пользовались французским патентом во время войны и заплатили по ее окончании большие деньги изобретателю за полученную экономию в расходе растворителя. А во время большевиков при моем участии (в 1927 году) СССР приобрел лицензию на французский усовершенствованный способ улавливания растворителя.
Около этого же времени мне пришлось познакомиться с лабораторной моделью аппарата для сжижения воздуха, построенной в Медицинской Академии по принципу Линде. Мой хороший знакомый физик Н. Н. Георгиевский ознакомил меня с этим аппаратом, и я провел с ним несколько вечеров, добывая жидкий воздух. Явление это было настолько интересно и так тогда ново, что мне пришла в голову мысль прочитать публичную лекцию с опытами о жидком воздухе и попутно рассказать о недавно открытых инертных газах, — аргоне, гелии и др. Жидкий воздух мне позволили добыть на аппарате Медицинской Академии, и Н. Н. Георгиевский обещал мне помочь (наша лабораторная установка Линде еще не пришла из заграницы). Я тщательно подготовился к лекции, ввел в нее не мало философских идей, сделал некоторые предположения относительно положения инертных газов в периодической таблице Менделеева, начертил их спектры и подготовил интересные опыты с жидким воздухом.