Жизнь одного химика. Том 1 - Страница 12


К оглавлению

12

Этот бестактный поступок начальника, конечно, возмутил Квалиева, — и он пошел к Самохвалову об’ясниться. Во время этого об’яснения, раздраженный Квалиев нанес начальнику оскорбление действием, — за что, конечно, был предан военному суду. Когда об этом стало известно в Училище, общие симпатии всех юнкеров были всецело на стороне Квалиева. Мы надеялись, что кара, которой будет подвергнут Квалиев, окажется не очень суровой, — а нелюбимый начальник окажется вынужденным покинуть Училище. Вышло иначе. На суде ген. Самохвалов отрицал факт нанесения ему оскорбления действием, — утверждая, что дело не пошло дальше оскорбления на словах. Но этому противоречило показание главного свидетеля, — дежурного горниста, который находился в соседней комнате: он показал, что отчетливо слышал звук от удара рукой, — как он говорил, — «по мягкому месту». По разговорам, которые шли в Училище, горнист был, повидимому, прав: Квалиев, действительно, дал пощечину своему начальнику, — признать чего последний не хотел, так как этот факт бросал тень на него.

За оскорбление действием своего начальника военные законы карают очень строго: минимум каторга. Квалиев был приговорен к лишению чинов и орденов и к ссылке на каторжные работы на 8 лет. Вся операция суда была проведена с чрезвычайной быстротой, — и через 2 недели Квалиев уже был отправлен в Сибирь. В Училище говорили, что Император Александр III решил его помиловать и, что на место назначения уже был послан указ о возвращении Квалиеву офицерского чина и Георгиевского Креста, но было уже поздно: Квалиев покончил жизнь самоубийством в пути, не доехав до места назначения.

Мы очень жалели нашего ротного командира и все без исключения были на его стороне.

Вскоре после этого события, во второй половине мая 1886 года, Александр III был в Москве и посетил Александровское Училище. Я впервые видел царя и царицу и был поражен, как его внушительной фигурой, так и простотой обращения. Я помню: он подошел к группе юнкеров младшего курса, которым я об’яснял сборку и разборку винтовки, и спросил меня, чем мы занимаемся. Не без волнения я дал краткий ответ, — на дальнейшие вопросы Царя отвечал наш новый ротный командир, кап. Клоченко. При от’езде Царя масса юнкеров, не взирая на военную дисциплину, бросились провожать и в вестибюле Училища произошла такая давка, что Царю и Царице лишь с большим трудом удалось пройти к экипажу. Какое впечатление это произвело на Царя, я не могу сказать, но отлично вспоминаю, что начальник Училища был сильно раздражен и не хотел нам об’явить приказ Царя дать нам три дня отпуска.

Но взволнованная событиями юнкерская масса нашла выход своим настроениям, не считаясь ни с какой военной дисциплиной: группа юнкеров схватила начальника Училища и начала его качать, а потом, посадив на кресло, обнесла кругом Училища с криком «Ура». В процессии участвовало громадное количество юнкеров, которые использовали случай, чтобы досадить некоторым из нелюбимых строевых офицеров. В особенности досталось командиру 1й роты капит. Алколаеву Калагеоргиеву, которого прозвали «Хухриком», — и среди криков «ура» очень часто слышалось: «Хухра»!

Все это свидетельствовало, что несмотря на суровый режим и частые оскорбительные разносы, в Училище не было надлежащей дисциплины, основанной на уважении к авторитету начальства.

Весь этот эпизод, однако, прошел благополучно: начальник истолковал его в свою пользу и поблагодарив юнкеров за патриотическую встречу Царя, отпустил на 3 дня в отпуск с отменой одного экзамена, заменив его средним годовым баллом по репетициям.

Надо заметить, что после инцидента с Квалиевым, начальник сделался гораздо мягче в обращении с юнкерами, чувствуя, что в скором времени он должен будет покинуть Училище. Он действительно был смещен с этой должности после лагерного сбора и назначен только командиром бригады, что означало понижение, т. к. начальник Училища пользовался правами командующего дивизией.

Во время моего пребывания в лагерях перед разборкой вакансий, я подал заявление, что отказываюсь от производства в офицеры, и просил перевести меня на 3-й курс Артиллерийского Училища.

В этом последнем тогда существовало особое Строевое отделение (в отличие от другого, — Математического), куда принимали юнкеров, окончивших военные училища по первому разряду и показавших наилучшие успехи в механике и артиллерии, причем они должны были вносить по 450 рублей за свое обучение. В скором времени из Михайловского Училища пришел ответ на мое прошение: меня не только приняли, — но и освободили от обязанности внести указанную сумму. Это было совсем необычным исключением, сделанным в виду того, что я имел полные баллы по механике, артиллерии и химии. Начальник Училища лично поздравил меня с успехом (помню, это было во время обеда) и отпустил меня в отпуск.


ГЛАВА ВТОРАЯ

МОИ ПЕРВЫЕ УЧИТЕЛЯ ХИМИИ

Я уже рассказывал, какое сильное впечатление произвела на меня, тогда 15-летнего гимназиста, глава о «химических явлениях» в учебнике Краевича. Я много раз перечитывал ее, стремясь лучше понять основные законы этих явлений. Теперь, когда я оглядываюсь на пройденный путь, мне ясно, что с этого момента интерес к химии стал основным для всей моей интеллектуальной жизни. Но заняться более серьезно изучением химии, — как это мне уже тогда хотелось, — я смог не скоро. Внешние условия были для этого далеко не благоприятными. В частности, как в Александровском, так и в Михайловском Военных Училищах преподавание химии стояло далеко не на должной высоте.

12