Жизнь одного химика. Том 1 - Страница 61

Спуск с большого Везувия до малого кратера был произведен мною с проводником оригинальным образом. После минования сторожевого домика, мы взялись за руки и стали спускаться с горы не по дорожке, а прямо по скату, причем наши ноги уходили в пепел, покрывавший всю гору почти до колен. Такая толщина пепла только и позволяла производить наш спуск с такой горы, потому что инерция развивалась в такой степени, что мы не могли медленно спускаться, а стали бежать; невозможность вытащить целиком наши ноги из пепла удерживала нас от падения вниз кувырком. Мы прибежали к малому Везувию, из которого в то время текла лава в значительном количестве; здесь на память туристам из лавы делают отливки в различные формы. После такого бега с горы у меня целый день дрожали ноги, и мне все представлялось, что я не могу крепко ходить по обыкновенной почве.

После некоторого отдыха и завтрака мной были осмотрены раскопки Геркуланума и Помпеи, а в Неаполе, в Национальном музее, я познакомился с различными предметами, которые были извлечены при раскопках.

Из Неаполя я проехал в Венецию, где пробыл только три дня, так как был так сильно искусан москитами, что было неловко появляться к обеду. Между прочим, я жил в отеле Рим, который находился напротив другого отеля, где жил вел. князь Сергей Александрович с своей супругой Елизаветой Федоровной, сестрой Государыни. Из моих окон можно было наблюдать кокетливое одевание великого князя, которое, по моим понятиям, совершенно было не к лицу серьезному мужу; я был очень удивлен, что он не принял мер предосторожности, чтобы скрывать от посторонияго глаза приемы его сложного туалета. Понятно я не имел ни малейшего желания ему представиться.

В Швейцарии я оставался очень короткое время, так как решил навестить жену, которая была в то время уже в Москве в ожидании родов. Я заехал на один день в Мюнхен и через Вену совершенно неожиданно и инкогнито приехал в дом моей тещи, где находилась вся моя семья, чем и доставил всем большую радость. Я несомненно рисковал, так как на обратном пути я мог быть задержан в том предположении, что паспорт может служить только для одного выезда из России. Но у меня, на счастье, был особый паспорт, — командировочный большого размера на особой гербовой бумаге, где на разных языках было написано, что правительства разных стран должны мне оказывать содействие и пр. Поэтому через две недели я совершенно спокойно переехал границу и прибыл в Мюнхен.

Первым делом я написал по-русски сделанную мною работу по окислению карона, а затем просил одного моего соотечественника, г. Рогова, помочь мне ее перевести на немецкий язык. Г. Рогов приехал ранее меня в Германию для изучения химии и после получения доктора философии решил остаться в Германии и продолжать научную работу на свою тему. Он использовал для этой цели частную химическую лабораторию фирмы Бендера и Гобейна, которая в Мюнхене имела магазин с приборами и химическими препаратами. Многие студенты, когда закрывались университетские лаборатории, брали за плату место в этой лаборатории и продолжали там свою работу. Г. Рогов слышал о моем приезде в Мюнхен и представился мне на одном из заседаний Химического Общества, и мы после этого часто стали видаться. Он об’яснил мне, что он сын богатых родителей, уроженец Минска; его отец вел большую торговлю лесом с заграницей. Он не особенно хотел заниматься делом отца и упросил его отпустить его заграницу, в Германию, для работы по химии. Он был очень интересным и образованным собеседником, и я с большим удовольствием проводил с ним время; каждую неделю, во время отсутствии жены, мы виделись два раза: — один раз я приглашал его, а другой раз он меня. Впоследствии я услыхал, что его отец умер, и он стал заниматься торговыми делами.

После открытия лаборатории в начале октября я подал проф. Байеру мою работу, переведенную на немецкий язык, и имел с ним продолжительную беседу, какую тему он предполагает мне дать для следующей совместной с ним работы. Я был очень удивлен, когда он мне очень любезно заявил, что у него нет подходящих тем для меня и, что лучше было бы для меня, если бы я поговорил с проф. Тилле и получил бы тему от него. Я ответил Байеру, что очень огорчен таким его решением и что для меня, совершенно не важно, будет ли упомянуто мое имя в сделанной работе, мне просто хотелось бы продолжать с ним близкое общение в дальнейших исследованиях. Но проф. Байер стоял на своем и мне пришлось последовать его совету.

Проф. Тилле с большой охотой согласился взять меня под свое руководство и спросил, какие химические препараты, содержащие азот, были мною выполнены в лаборатории. Так как число таковых было не велико, то он предложил мне раньше, чем приступить к предполагаемой теме, сделать несколько сложных азотистых препаратов. Я согласился с разумным предложением проф. Тилле и тотчас же начал приготовлять указанные вещества. Но после приготовления некоторых из них, я стал раздумывать, рационально ли продолжать такую рецептурную работу, которая отнимает у меня порядочно времени? Я рассчитал, что за время, оставшееся до моего от’езда во Францию, я не буду в состоянии сделать что-либо существенное в дальнейшей научной работе на заданную тему. После от’езда из России у меня все время была в голове мысль закончить исследование строения углеводорода изопрена, и теперь, оценив обстановку, создавшуюся в Мюнхенской лаборатории, я решил поговорить с проф. Байером о возможности продолжить эту работу в его лаборатории, и об’яснить резонно проф. Тилле, почему я должен изменить свое решение работать с ним. Проф. Байер внимательно выслушал все мои доводы и согласился со мной. Я переговорил с проф. Тилле, поблагодарил его за помощь и мы растались друзьями, хотя я не мог не заметить, что мое решение ему было не совсем приятно.