Жизнь одного химика. Том 1 - Страница 58

Моими ближайшими соседями были американец М. Гомберг и англичанин Кох. Я вскоре узнал, что Гомберг говорит по-русски, так как он родился на юге России (в Елизаветграде) и эмигрировал в Америку, будучи 1819 лет от роду. Для меня это была большая радость, встретить такого человека, тем более, что он с первого же разговора мне очень понравился; со своей стороны и он был рад знакомству со мной. Он приехал из Америки в Мюнхен вместе с своей сестрой, и они жили в пансионе недалеко от нас. Узнав, что его сестра также говорит по-русски, я предложил ему придти к нам и познакомиться с моей женой. Эта встреча очень скоро состоялась, и с того дня в течении всего года пребывания в Мюнхене мы были самыми лучшими знакомыми. Они были очень скромными, очень интересными по своим взглядам людьми, уже порядком испытавшими невзгоды эмигрантской жизни и выбравшимися на ученую дорогу исключительно благодаря природным дарованиям и настойчивому характеру. М. Гомберг рассказал мне, что он должен был уйти иа гимназии вследствие своих либеральных убеждений и вскоре эмигрировал в Соед. Штаты, в Чикаго, где жили его родители. Его отец, служивший на бойне, устроил сына на работу в этом же учреждении. Накопив достаточно денег, он продолжал образование, окончил Университет и получил докторскую степень. На свои сбережения он решил поехать в Европу усовершенствоваться в своих познаниях по химии и выбрал лабораторию проф. Байера.

Он получил тему от проф. Тилле и очень усердно принялся за работу, но сначала ему очень не везло. Проф. Тилле предложил ему изучить реакцию диазотирования аминокислот, давши некоторые указания, как делать эту реакцию. Реакция диазотирования велась при 0 град, очень осторожно, но когда он начинал сушить полученный продукт, то происходил сильный взрыв и все, конечно, уничтожилось. Один раз взрыв произошел в эксикаторе с серной кислотой, и эта кислота обожгла ему лицо в разных местах. Так как все это происходило на моих глазах, то я, вспоминая свою неудачу с бромированием спиртов, предложил ему вести эту реакцию не при 0 град., а при комнатной температуре или даже при слабом нагревании. При таких условиях очень нестойкие азониевые соединения будут, по мере своего образования, превращаться в другие, более стабильные азотистые соединения. Он принял мой совет, и действительно, ему удалось получить нитро-аминовые кислоты.

Если мои отношения с Гомбергом были самыми дружественными, то это нельзя было сказать про другого моего соседа, англичанина. Он работал на тему, данную ему также проф. Тилле, при чем для выполнения реакции ему приходилось применять фосген. Он так неосторожно обращался с этим ядовитым газом, что мне и Гомбергу приходилось ему делать серьезные замечания, и когда он не хотел быть более осторожным, то я предупредил его, что мы пожалуемся администрации лаборатории; только тогда англичанин стал принимать меры предосторожности.

Моя работа шла с успехом, и, приготовив достаточное количество необходимого карона, я приступил к его окислению перманганатом. В это же время я усиленно занимался литературой терпенов и прочитал все работы Байера, Валлаха и нашего варшавского профессора Е. Е. Вагнера. Вагнер был первым, который доказал своими работами, что пинен (скипидар) должен быть бициклическим терпеном и содержать четырехчленное кольцо. А. Байер очень интересовался работами Вагнера и просил меня переводить наиболее серьезные места его работ на немецкий язык. Вскоре Байер убедился, что Вагнер прав в своих заключениях, и сознался, что его первые 14 работ по терпенам не дали достаточного материала для выяснения строения этого класса циклических углеводородов. Мне было очень приятно слушать похвалы русскому профессору из уст такого знаменитого немецкого профессора.

Окисление карона марганцевокалиевой солью дало мне очень малый выход желаемого продукта, т. к. кислоты, строения которых я должен был изучить со всей тщательностью на основании их химических свойств, должны были дать указания для определения строения самого карона. Так как органический анализ в то время производили сами студенты — докторанты, то руководитель их работами должен был иметь уверенность, что они умеют хорошо делать этот анализ. Проф. Байер не знал моих аналитических способностей, и потому он предложил мне в его лаборатории на его печи для органического сжигания сделать анализ того вещества, которое он мне даст. Такое предложение со стороны профессора было совершенно рациональным, но нельзя было сказать, что я переживал приятные минуты, когда делал анализ у него в кабинете. Надо сказать, что это был мой первый анализ в Мюнхенской лаборатории, где был установлен другой метод для сжигания органических веществ, чем это имело место у нас в Петербурге. Проф. Тилле предложил свой прибор для смешивания твердого вещества с окисью меди и всыпания в трубку для сожжения; кроме того сжигание производилось в открытой трубке, а не в запаянной с одного конца. Этот метод был значительно проще нашего, но мне приходилось его применять впервые, и это, конечно, усложняло дело. Тем не менее, несмотря на несколько нервное состояние, я с успехом сделал анализ данного мне вещества, и тем самым внушил полное доверие к себе, как Байеру, так и его ассистенту, др. Виллигеру, о котором я сохранил очень хорошее воспоминание. Это был швейцарец, небольшого роста, но коренастый, носивший постоянно очки, которые придавали ему особо серьезный вид. Его энергия в работе была изумительна; когда надо было выяснить строение какого-нибудь соединения, для чего требовалось сделать 34 органических анализа, то онприходил в кабинет Байера в 6 часов утра и до обеда успевал сделать 4 сжигания; после обеда Байер уже мог сделать заключение о строении вещества, которое его интересовало. В то время они изучали главным образом терпены и особенно пинен, чтобы подтвердить формулу Вагнера.