Жизнь одного химика. Том 1 - Страница 31

В ближайшие дни я был представлен последнему, и он, поговорив со мной, предложил давать ему уроки 3 раза в неделю, от 6-ти до 8-ми часов вечера, за 65 рублей в месяц. Квартира директора была при заводе, на Пряжке, в конце Офицерской улицы, на довольно большом расстоянии от моей квартиры. Это был очень щедро оплачиваемый урок, а мой ученик был очень симпатичным интеллигентным человеком, и мы в скором времени стали хорошими друзьями. Он поражался моей точности: я звонил в его квартиру за 2 минуты до 6ти часов. Легко понять мою радость, когда я в первый раз получил 80 рублей (прошло немногим больше месяца), и г. Буше сказал, что доволен моим преподаванием и намерен долго продолжать изучение русского языка.

Этот урок дал мне возможность приступить к улучшению оборудования моей лаборатории. В то время я уже имел небольшую отдельную квартиру из трех комнат и кухни на Фурштадской улице в доме ген. Серебрякова. Этот генерал был правой рукой известного Клейнмихеля и принимал большое участие в сооружении Николаевской железной дороги между Москвой и Петербургом. Как известно, эта постройка стоила баснословных денег (километр дороги обошелся 155.000 рублей) и главные строители, в том числе и Серебряков, получили очень хорошее вознаграждение. Моя квартира находилась во дворе над сараем для дров и экипажей, и я платил за нее 26 рублей в месяц с дровами и с услугами дворника. Квартира была светлая, сухая, и я с большим удобством разместил в ней лабораторию и устроил хорошую тягу. Мой деньщик Николай Воробьев жил на кухне, где были устроены палата, удобные для спанья.

Н. Воробьев был великолепным деньщиком, был мне очень предан и старался ограждать от всяких неприятностей. Он хорошо стряпал, и потому я имел дома простую и здоровую пищу. Его отец был прасолом на Юге России (торговал скотом), и Воробьев смолоду научился понимать толк в разных сортах мяса; пользуясь тем, что я числился химиком, который «может сделать любой анализ», он доставал в лавках самое лучшее мясо и по дешевой цене: «Мой барин — химик, и если вы отпустите плохое мясо, то вам попадет», — заявлял он, и мясники его побаивались. От отца он получил в наследство 5000 рублей, и у него на текущем счету в сберегательной кассе лежало около 500 рублей. Несомненно, что Воробьев в денежном отношении был гораздо богаче меня, т. к. я не имел ни одной копейки свободных денег, тратя все свои сбережения на лабораторию. Он помог мне и в деле расширения лаборатории.

От знакомых я узнал, что преподаватель химии в гимназии Гуревича М. Ю. Гольштейн продает лабораторию, так как прекращает работы по химии. М. Ю. Голыптейн был членом Химического Общества и, как я уже рассказал, подвергся суровой критике со стороны Д. И. Менделеева; вероятно, после этой неприятности он и решил прекратить работы по химии. Я отправился осмотреть лабораторию и убедился, что она очень подходит для меня. В числе наиболее ценных предметов были очень хорошие короткоплечие весы Бунге, которые новые стоили около 300 рублей; весы были в полном порядке и к ним полагались платинированные выверенные разновески. Было только одно затруднение: я не имел свободных денег, а М. Ю. хотел получить деньги сразу и шел на большую уступку при платеже наличными. В печальном настроении я вернулся домой. Когда я рассказал Воробьеву, он тотчас же предложил:

«Ваше Благородие, зачем Вам беспокоиться? Завтра же я получу из сберегательной кассы, сколько Вам потребуется. Отдадите, когда накопите, — за Вами ничего не пропадет».

Я, конечно, был обрадован этим предложением и попросил его дать мне 300 рублей, причем прибавил, что я ему могу дать большой процент, но он категорически отказался и согласился брать только тот процент, который платила сберегательная касса. На другой же день я получил деньги, дал ему росписку и приобрел у Гольштейна всю лабораторию, — насколько помню, за 325 рублей.

Для меня это было громадное приобретение, и моя лаборатория сразу приобрела солидный вид, так что мои товарищи по Академии, когда я пригласил их на открытие обновленной лаборатории, были очень удивлены. Оставалось только провести в лабораторию газ. По смете, которую я получил от Газового Общества, проводка должна была обойтись в 135 руб. и кроме того я должен был купить газометр. Я решил пойти на этот расход, но так как эту работу нельзя было произвести без согласия хозяина дома, то я обратился к домоуправляющему и просил его получить разрешение ген. Серебрякова, об’яснив, что газ мне нужен для научных целей. Через очень короткое время ген. Серебряков попросил меня прийти к нему для личных переговоров. Нельзя сказать, что я шел со спокойной душой; мне думалось, что он может попросить меня совсем с’ехать с квартиры, опасаясь каких-либо неприятностей со стороны химической лаборатории. Мои опасения были напрасны: Серебряков принял меня очень радушно и стал расспрашивать, где я служу, что меня интересует и какие исследования я произвожу. Он обладал очень симпатичной наружностью, был высокого роста и держался бодро и прямо, несмотря на свои 80 лет. Я побеседовал с ним около часа, и получил разрешение на проводку газа. Через две недели моя лаборатория имела уже газовую проводку и могла в полной мере называться химической лабораторией. Все расходы, как по проводке газа, так и за газометр взял на себя мой милый домохозяин, ген. Серебряков, за что я ему, конечно, был в высокой степени признателен.

Теперь я мог спокойно приступить к научной работе, которую мне дал Д. К. Чернов. Но прежде, чем приступить к ней, я решил, по совету одного моего знакомого, доцента Петербургского университета, Власия Михайловича Судейкина, поговорить о моей работе с Д. И. Менделеевым. Так как я еще не был представлен последнему, то, по совету того же В. М. Судейкина, я решил получить к нему рекомендательное письмо от проф. Советова, тогдашнего декана физико-математического факультета, с которым В. М. Судейкин был знаком.