Жизнь одного химика. Том 1 - Страница 101

101

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В РОДИТЕЛЬСКИХ КОМИТЕТАХ

После бурных событий последних месяцев 1905 года, высшие учебные заведения мало-по-мало стали приступать к возобновлению прерванных занятий; более или менее нормально функционировать они стали в следующем 1906 году. Но в средних учебных заведениях, — в классических гимназиях и в реальных училищах в ноябре и в декабре 1905 года нормальная учебная жизнь была прервана непристойным поведением учеников и падением школьной дисциплины. Вследствие таких беспорядков, все средне-учебные заведения Петербурга в половине декабря были закрыты. Граф И. И. Толстой, бывший в то время министром народного просвещения, для ликвидации этих беспорядков провел очень разумную меру: он издал приказ об образовании родительских комитетов, которые должны были помогать педагогическим советам в работе по водворению порядка в школах. На основании этого распоряжения в конце декабря в гимназиях должны были состояться родительские собрания для выборов родительских комитетов, в составе по два представителя от родителей каждого класса. Во главе родительского комитета должен был стоять председатель, выбираемый общим собранием родителей. Так как мои два сына учились в 11ой гимназии, находящейся на Выборгской стороне (в рабочем районе), на Симбирской улице, то я должен был принять участие в родительском собрании, назначенном на 28е или 29е декабря. Как сообщил мне впоследствии директор гимназии Барсов, родители наметили двух кандидатов в председатели комитета: меня и одного доктора медицины, довольно красного по своим убеждениям. Из этих двух кандидатов выбран был я, и на мои плечи легла новая обязанность: помочь установлению здоровых отношений между родителями, учениками и педагогами.

К исполнению этих обязанностей я приступил с самого начала 1906го года. По своей должности я являлся членом педагогического совета гимназии и должен был посещать все его заседания. В первых числах января, до открытия классов гимназии (8го января), был созван педагогический совет, на котором я ознакомился со всем положением дел в гимназии. Оказалось, что 15 гимназистов старших классов (начиная с 5го) были исключены за произведенные ими беспорядки; в виду такого постановления педагогического совета ученики всех классов решили об’явить забастовку и в первый же день открытия гимназии устроить беспорядки. Ознакомившись со всеми обстоятельствами событий, происшедших в гимназии и выслушав различные мнения педагогов, я предложил следующую меру: пусть педагогический совет даст мне полномочия для переговоров с учениками старших классов до начала уроков, в первый же день открытия гимназии; я пообещаю им убедить педагогический совет принять обратно всех уволенных учеников, если только гимназисты тотчас-же приступят к занятиям, будут вести себя корректно и не позволят себе никаких отклонений от существующих правил, установленных в гимназической жизни. Если в течении 2х недель в гимназии занятия будут идти нормальным порядком, то я соберу родительский комитет и запасшись его поддержкой, внесу в педагогический совет вопрос об обратном приеме всех уволенных.

Я получил просимые полномочия от педагогического совета и 8го января, явившись с утра в гимназию, стал обходить все классы, начиная с 5го, и вести с юношами откровенную беседу, убеждая их прекратить беспорядки и обещая добиться обратного приема уволенных товарищей. Я просил их, ничего не боясь, вполне доверить мне все их недовольства и обиды, которые накопились в их молодых существах и пообещал также внести их разумные пожелания в родительский комитет и педагогический совет для обсуждения. После обхода 4х старших классов и бесед в течении около 2х часов, я вынес убеждение, что все юноши, несмотря на мой военный мундир, отнеслись ко мне с полным доверием; они знали, что я был профессором химии в Артиллерийской Академии, а не строевым офицером. Я сказал им мои условия; они все согласились со мною и дали обещание приступить немедленно к учению. Мне надо было быть очень осторожным и находчивым для того, чтобы давать исчерпывающие ответы на задаваемые мне вопросы или на критику распоряжений начальства, не согласных с духом Манифеста 17го октября, возвещавшего все гражданские свободы. Как курьез я могу привести здесь один подобный случай. Один воспитанник, не помню какого класса, заявил мне, что директор не позволяет петь в классе «Марсельезу» и обещал сильно наказать того, кто ее запоет. «Что Вы, г. председатель, на это скажете?» «Я скажу Вам, что ни «Марсельезы», ни «Боже, Царя Храни» я не позволил бы петь в классе, так как и то, и другое нарушает классный порядок; гимны поются только при соответствующих условиях, а не тогда, когда это кому-либо вздумается».

Занятия в гимназии пошли в полном порядке, и через две недели мне удалось убедить педагогический совет принять обратно всех уволенных. До меня дошли слухи, что в других гимназиях Петербурга не все обстояло благополучно и что там имели место всякие эксцессы. Я полагал, что в столь тревожное переходное время было бы полезно об’единиться всем родительским комитетам, для чего следовало бы созвать всех председателей родительских комитетов и ознакомиться с событиями, происшедшими в каждой гимназии за последние месяцы учебной жизни, чтобы потом выработать общую программу дальнейших действий. Узнав из газет, что в одной из гимназий председателем родительского комитета выбран ген.майор профессор Военно-Юридической Академии Владимир Дмитриевич Кузьмин-Караваев, я написал ему письмо, в котором просил назначить мне время, когда я мог бы поговорить с ним насчет организации родительских комитетов. Он очень любезно пригласил меня к себе, и мы, обсудив вопрос, условились разослать всем председателям родительских комитетов письма за нашими подписями с приглашением собраться в здании 11ой гимназии для обсуждения однообразной программы действий родительских комитетов.

101